Амаяк Морян не был членом Союза композиторов, его сочинения не фигурировали в хит-парадах и в репертуаре модных исполнителей. Но каждый, кто хоть раз его слышал, долго вспоминал удивительно гармоничную, светлую и грустную музыку и необычного человека за фортепьяно – в черной шляпе, с черными глазами, немного похожего на Будулая, увлеченно колдующего над клавишами независимо от наличия слушателей.
Его можно было встретить в московских поэтических салонах, ресторанах (много лет он играл в дорогом ресторане, эстетизируя поедание устриц и лобстеров), изредка случались выступления в доме журналистов, в ЦДРИ, Доме национальностей, литературных музеях; чаще всего он играл в кафе Булгаковского дома – просто приходил туда в свободные вечера, брал кофе и садился за пианино. Кот Бегемот устраивался послушать где-нибудь поблизости, и вместе они составляли вполне булгаковскую картинку.
22 декабря прошлого года Амаяк умер. И именно Булгаковский дом предложил провести вечер его памяти. Вечер прошёл, а память длится, разворачивается, углубляется, как та «вечная дорога», о которой он пел.
Он появился на свет в Батуми – море, пальмы, солнце, ливни! – советские субтропики. Амаяк любил вспоминать своё детство: большой двухэтажный дом в центре города, сад, где росли инжир, мушмула, орех, цвели гиацинты и ирисы, а стены обвивали розы и виноград. В этом саду они с братьями лазили по деревьям, ловили майских жуков, искали в огороде притаившийся под листком огурец.
Купались в море до синевы и возвращались домой, торжественно неся улов – десяток крошечных рыбёшек. Мама хвалила их добычу, отдавала ее коту и жарила свежую ставриду, купленную отцом на
базаре. Амаяк был старшим сыном в семье сапожника. Отец шил обувь, занимался бизнесом, продавал мандарины и всем трём сыновьям дал высшее образование. А мама… о маме Амаяк говорить спокойно не мог. «Она труженица! Она весь дом держала! Отцу помогала работать, за нами смотрела, летом гостей принимала, сад, огород –всё на ней было. А как готовила!.. Сколько запасов на зиму делала – весь подвал был забит. Сама книг не читала, но нам покупала прекрасные книжки, выписывала журналы – чтоб мы грамотными выросли».
Должно быть, в детстве Амаяку был привит вкус к литературе – он обнаруживал совершенно неожиданные пристрастия к романам Жоржи Амаду, Стейнбека, Льоса, восхищался сонетами Микеланджело и стихами греческих поэтов – заслуга мамы и журнала «Иностранная литература»; любил «Обрыв» Гончарова, рассказы Чехова и Платонова и всю жизнь неутомимо читал, ожидая встречи с чем-то новым, необыкновенным и совпадающим с его душой. Дед Амаяка, по рассказам, самоучкой играл на скрипке, отец, так же самоучкой, выучился на аккордеоне; для сына купили пианино и засадили за гаммы. С клавишами он поладил, после 8 класса поступил в музучилище, а потом понял, что хочет играть свою музыку, которая уже начала сочиняться. Поступил в Ереванскую консерваторию на отделение композиции. И – отдался всем соблазнам молодости и «самостоятельной» жизни. В результате провел в консерватории 11 лет – с учётом прогулов, следующих за ними исключений, восстановлений и службы в армии. Про армейскую службу он любил рассказывать в духе приключений бравого солдата Швейка. Служил он в глухой и пьяной части где-то под Вологдой, чуть не половину службы провёл на «губе», где пользовался популярностью и уважением и сочинял песни на стихи греческих поэтов – узников концлагеря. Звучавшая в его концертах песня «Соловьёнок», должно быть, соответствовала настроению узника в темнице сырой.
Амаяк был удивительным мелодистом. Можно называть его музыку этномодерном, романтизмом, импрессионизмом, неоклассикой – это совершенно неважно. Он определил для себя жанр инструментальной миниатюры, яркой, глубокой, с выраженной мелодией. Как композитор с консерваторским дипломом, он должен был уметь написать концерт, сонату, симфонию, но считал, что в динамичном ХХI веке актуальна именно такая форма и такой язык – современный, но вмещающий в себя весь объем классики. Дедакафония, распад звука и падение в хаос, индустриальный шум, перемешанный с осколками диссонансов и исполненный на электропиле – это было не для него. «Это эксперименты для первокурсников», − смеялся он, вспоминая свои детские опыты «Бури на море» с бешеными хроматическими гаммами. «Я не знаю, откуда берется мелодия, – удивлялся Амаяк. – Я Создателя благодарю, что он мне даёт такое сочинить. Это – оттуда». Как в любом искусстве, в его произведениях был опыт личности, впечатления жизни: мерцание моря, ликующий ливень, задумчивость осени, бурная страсть, печаль, нежность, боль и – свет, что бы ни происходило, во что бы то ни стало. Сама значительность его облика говорила о каких-то потаенных глубинах личности и о нелегкой её устремленности к свету. Борьба света и тьмы составляла основной сюжет его творчества – да и жизни.
Очень часто к сочинению его подвигали стихи. Это могла быть классика, а могли быть случайно прочитанные в газете или услышанные на «квартирнике» строки малоизвестного поэта. Композитора могли заинтересовать «Отцы пустынники…» Пушкина, любовные стихи Сент-Бёва или философская «Вечная дорога» батумского приятеля-рыбака. Он получал премии на конкурсах песен Москве и авторской Романсиады. В телефильмах «Убить карпа», «Юбилей», «Кто приходит в зимний вечер» его песни исполняли известные артисты. Песни он сочинял быстро и легко, и лишь ничтожная их часть опубликована на диске «От первого лица», где он поёт их сам. В конце 80-х к песням Амаяка проявляли благосклонный интерес И.Кобзон, С.Ротару, Т.Гвердцители, но только одна из них попала на большую эстраду – Валентина Толкунова включила в свой репертуар песню «Прости, что я была не рядом». В сети можно найти ее запись с концерта, где певица поёт в сопровождении ансамбля, и запись студийную, в сопровождении фортепьяно, где аккомпанирует, вне всякого сомнения, сам автор музыки.
Почему его музыка не известна людям?
Трудный характер автора?.. Проблемы выживания творческой личности в период перестройки? Замена уникального произведения «фабричным» производством, а артиста – продюсером? Наконец, невезение? Всё это сыграло свою роль в судьбе Амаяка Моряна. Да, «нрава он был не лилейного», как написал поэт, пиариться не умел, с людьми был пугающе открыт и искренен, часто ворчлив; продюсерского «формата» не понимал и фортуну за хвост ловить не умел. Умел сочинять музыку. Огорчался: «Людям не нужна красота!», отчаивался. И снова вдохновлялся, прочитав, например, поэму Елены Исаевой «Давид и Вирсавия». Драматический библейский сюжет, описывающий страсть и падение мудрого царя, позволил Амаяку попробовать себя в крупной форме – за год была написана опера, арии из которой с удовольствием пели вокалисты на его концертах. Мечтал сочинить балет – эпический, с массовыми плясками, с дуэтами и боями, вроде «Спартака» Хачатуряна, но кто напишет либретто? Кто поставит?.. В содружестве с поэтом Юрием Юрченко сочинился мюзикл «Мафиози», с яркими, смешными и романтическими песнями – они тоже изредка звучали на концертах. Одно время работал с телепродюсером Н.Агаджановой и написал музыку к нескольким фильмам: «Убить карпа», «Кто приходит в зимний вечер», «Юбилей» и другим.
Он собирался жить долго – так предсказала ему цыганка в юности – и грать свою музыку, «дарить людям красоту». Купить автокар, оставить туда пианино, ездить по городам Европы и исполнять на площадях свои композиции. Вот так, в духе бродячих музыкантов. В своё время он объездил Советский союз от Сыктывкара до Ташкента, а за границей не был никогда. Представление о Европе и Америке было него самое романтичное, основанное на наивной убежденности в том, что где-то же есть лучшая жизнь, где оценят композитора!.. В его представлениях о жизни было много детского. Он и чувствовал всё, как ребёнок – очень обострённо: обиду, благодарность, боль, любовь. Бывал вспыльчив. Но даже те, кого он мог сгоряча обидеть, знали, что Амаяк очень добрый человек. Он мог впустить в свою однокомнатную хрущёвку» какого-то попавшего в беду, совсем не близкого приятеля и тот жил с ним не один месяц. Никогда не отказывал нетрезвым завсегдатаям булгаковского кафе в моральной и материальной поддержке. Его приветствовали все бомжи, встречавшиеся на пути от дома к метро, обожали все собаки и кошки, продавщицы на базаре и попутчики в поезде. Он очень боялся и избегал слова «любовь», считал, что люди употребляют его не по делу, но с годами всё больше и осознанней проявлял её в отношениях с миром. Совсем незадолго до смерти он нашел на квартире у брата игрушку-клоуна. Достал его из- под дивана, в пыли и паутине, помятого, грязного и принёс домой. «Жалко его, – сказал он виновато. – Пусть живёт у нас?» Сейчас этот клоун, отмытый и почищенный, живёт в его комнате, на комоде. Плачет и улыбается.
Автор: Карина Зурабова
Специально для издания “Из темноты кулис…”