0
0
NULLUM CRIMEN SINE LEGE (Нет преступления без закона – лат.). Именно эту фразу стоит взять за основу при разговоре о премьере, открывающей новый сезон в театре «Модерн» — «Цветы нам не нужны». Пресс-показ спектакля состоялся 30 августа.
«Цветы нам не нужны» затрагивает одно из самых переломных событий прошлого столетия – Нюрнбергский процесс. Как отметил режиссер-постановщик спектакля Юрий Грымов, он призван напомнить о подвиге и Великой Победе советского народа в борьбе с фашизмом.
«Это честный разговор об истории и людях, о нас с вами», — приводят слова мастера на сайте «Модерна».
Действие спектакля происходит в тюрьме Шпандау в Нюрнберге. Именно там отбывают наказание семь бывших руководителей Третьего рейха: Бальдур фон Ширах, Карл Дениц, Константин фон Нейрат, Эрих Редер, Альберт Шпеер, Вальтер Функ, Рудольф Гесс. Каждый из заключенных получил свой личный номер согласно порядку выхода с автобуса, который доставил их с аэродрома в тюрьму в сопровождении охраны. Что ощущали приговоренные к заключению, еще вчера имевшие огромную власть и стоявшие практически у истоков идеологии, чуть не погубившей половину мира? Пришли ли к раскаянию, смогли ли оправдать содеянное или только укрепились в своей вере в нацистскую Германию и ее лидера? Пусть в нашем фоторепортаже об этом расскажут сами герои…
Цитата Альберта Шпеера из мемуаров «Тайный дневник Шпандау».
На том раннем этапе моя вина была так же тяжела, как в конце, когда я работал на Гитлера, ибо возможность знать и тем не менее отмахиваться от знания ведет к прямой ответственности за последствия, а такую возможность я имел с самого начала.
30 января 1964 года. Тридцать один год назад Гитлер пришел к власти. В нашей маленькой квартирке в Мангейме я слушал по радио отчет об историческом факельном шествии перед трибуной, на которой стояли Гинденбург и Гитлер; я даже не подозревал, что могу стать частью новой эпохи. Я даже не был на небольшом приеме в честь празднования победы, который устроила мангеймская партийная организация.
Несколько месяцев спустя я случайно встретился с Гитлером. И с этого момента все изменилось; вся моя жизнь проходила под высоким напряжением. Странно, как быстро я отказался от всего, что до тех пор было для меня важно: от спокойной жизни с семьей, от своих склонностей, принципов архитектуры. Тем не менее, я никогда не считал, что сделал ложный шаг, предал что-то из того, что было мне дорого; скорее, у меня появилось чувство освобождения, ощущение мобилизации всех внутренних ресурсов, словно только тогда я стал самим собой. В последующий период я многого достиг благодаря Гитлеру, он познакомил меня с властью и славой — но и уничтожил все для меня. Не только архитектуру, работу всей моей жизни, и мое доброе имя, но и, прежде всего, мою нравственную целостность. Меня осудили как военного преступника, на полжизни лишили свободы, на меня постоянно давит чувство вины, и вдобавок я должен жить с осознанием того, что всю свою жизнь я построил на ошибке.
Но так ли это? Гитлер в самом деле был страшной разрушительной силой в моей жизни? Порой мне кажется, что я также обязан ему своей жизненной энергией, динамизмом и воображением, которые создавали во мне ощущение, будто я парю высоко в небе над всеми, кто обречен ходить по земле. И что я имею в виду, когда говорю, что он отнял мое доброе имя? А было бы оно у меня, если бы не он? Парадокс, но в действительности это единственное, что он мне дал и никогда не сможет забрать. Человека можно втолкнуть в историю, но никто не сумеет вытолкнуть его обратно. В последнее время я постоянно думал об этом, когда читал «Ганнибала» Грабе. Карфагенский генерал тоже дошел до крушения всех надежд. Когда он берет чашу с ядом из рук своего чернокожего раба, раб спрашивает, что случится потом. «Мы не уйдем из мира; мы здесь отныне и навсегда».
Поэтому я задаю себе вопрос: хотел бы я выйти из истории? Что для меня означает место в истории, каким бы незначительным оно ни было? Если бы тридцать один год назад меня поставили перед выбором: тихая уважаемая жизнь городского архитектора в Аугсбурге или Гёттингене, с домом в пригороде, парой приличных зданий в год и отпуском с семьей в Ханенклее или Нордензее — если бы мне предложили выбрать между всем этим и тем, что произошло: славой и виной, столицей мира и Шпандау, вместе с ощущением неправильно прожитой жизни — что бы я выбрал? Был бы я готов снова заплатить эту цену? Голова идет кругом, когда я задаю себе этот вопрос. Я не осмеливаюсь думать о нем. И, безусловно, не могу на него ответить.
Вальтер Функ
Мне было бы легче лежать в земле, чем эта мучительная жизнь, эта жизнь полная подозрений и низких обвинений. В результате принятых мною мер не погиб ни один человек. Я всегда уважал чужую собственность.
Ингеборг Вебер и Карл Дениц
Вебер: Нам показывали фильм про Освенцим. Там столько несчастных детей. Но… Это ведь не так? Я верю, что это все Голливудский фильм.
Дениц: В Нюрнберге я был признан виновным, помимо всего прочего, еще и потому, что «во время войны участвовал в 120 совещаниях с Гитлером по вопросам, касающимся ВМС».
Альберт Шпеер
Кто способен выдержать двадцать лет тюремного заключения, не приняв хоть какую-то форму вины?
Капеллан и Рудольф Гесс
Капеллан: Действительно, я спрашиваю Бога — за что нам это все?
Гесс: Почему мне дали седьмой номер? Я первый! Я первый заместитель фюрера!
Бальдур фон Ширах
Импрессионисты отражают действительность и не надо слушать всяких недоумков.
Альберт Шпеер
Кто-нибудь должен написать о дилетантстве Гитлера. Он обладал невежеством, любопытством, энтузиазмом и безрассудством прирождённого дилетанта; и вместе с тем вдохновением, воображением и беспристрастностью. Другими словами, если бы мне надо было подобрать фразу, точное и лаконичное описание Гитлера, я бы сказал, что он был гением дилетантства.
Рудольф Гесс
Я был счастлив служить моему народу — как немец, как национал-социалист и как верный последователь фюрера. Я ни о чем не сожалею — если бы все это повторилось, я действовал бы так же.
Чарли Чаплин
Моя боль может быть причиной чьего-то смеха, но мой смех никогда не должен быть причиной чьей-то боли.
Охранник на процессе (Цитата из книги тайный дневник Шпандау)
Урожай орехов. Наверное, впервые за четверть века я лазаю по деревьям. Дует ветер. Охранники подбирают упавшие орехи. Но мне тоже удается присвоить двадцать-тридцать штук в день. Когда наш гросс-адмирал Дениц вопреки правилам ест орехи, он прячется под низко растущей веткой. Листва закрывает его голову и торс, но руки, ломающие скорлупу, остаются на виду — так ребенок закрывает глаза и думает, что стал невидимкой. Этот промах так забавляет русских, что они не вмешиваются.
Автор: Екатерина Свергун
Фото: Анастасия Карно
