Быть гением в своем деле — тонкое и кропотливое искусство . Стать гением для своих современников — задача еще более сложная. Именно таким — глубоким, вдумчивым, пропагандирующим гуманизм и религиозность, описывают Андрея Арсеньевича Тарковского — советского режиссёра и сценариста, вошедшего не только в историю своей страны, но и мирового кинематографа.
С воспоминаниями его коллег и современников, а также выдержками из дневников самого Тарковского нас знакомит Полина Нечитайло
Современное настоящее искусство нуждается в катарсисе, которым бы оно очистило людей перед грядущими катастрофами…
Пусть надежда – обман, но он даёт возможность жить и любить прекрасное. Без надежды нет человека. В искусстве следует показать этот ужас, в котором живут люди, но только в том случае, если найден способ в результате выразить Веру и Надежду. Из огромного количества событий возникает ощущение эпохи. (Из дневника А. Тарковского)
Фильм «Андрей Рублев», попавший в десятку лучших фильмов мира, вошёл в мою жизнь вместе с моим «крёстным отцом в искусстве», народным артистом России, Юрием Назаровым, который сыграл в этом фильме великих князей-близнецов. «Твои князья – князее всех князей», — говорили ему. Также моя семья и я общались с Саввой Ямщиковым, который был консультантом по истории в этой картине.
«Нас умиляет, поражает и почти ожигает в произведении Рублёва вовсе не сюжет, а внезапно сдёрнутая перед нами завеса ноуменального мира. И нам, в порядке эстетическом, важно не то, какими средствами достиг иконописец этой «обнажённости ноуменального» и были ли в чьих-либо других руках те же краски и те же приёмы, а то, что он воистину передал нам узренное им откровение. Среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов и глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый и нерушимый мир, «свышний мир» горнего мира. Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечном единстве сфер горних. Вот этот неизъяснимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от «Троицы» Рублёва, эту не сравнимую ни с чем в мире лазурь, более небесную, чем само небо. Да, эту воистину пренебесную лазурь, несказанную мечту… Эту невыразимую грацию взаимных столкновений, эту премирную тишину безглагольности, эту бесконечную друг перед другом покорность мы считаем творческим содержанием Троицы… Ибо она – своей голубизной, музыкой своей красоты, своим пребыванием выше пола, выше возраста, выше всех земных определений и разделений, есть само небо, есть сама безусловная реальность, есть истинно лучшее, что выше всего сущего. Андрей Рублёв воплотил столь же непостижимое, сколь и кристально твёрдое и непоколебимо верное видение мира». (П. Флоренский, статья «Троице-Сергиева Лавра и Россия», 1919 г.)
Потому, наверное, в конце чёрно-белого мира-фильма, в проливном дожде над заливными лугами, как извечная радость, заповеданная Преподобным Сергием Радонежским, встаёт в цвете Троица – «Радуйтесь, братие! Любовью и единением спасемся! Лицезрением живоначальной Троицы побеждайте ненавистную рознь мира сего».
«Потому что тема России, всех её бед и тягот, и загадок, так до сих пор никем не постигнутых и не разрешённых, была самой ключевой, самой становой, самой больной и неотпускающей темой моего Тарковского, того, которого я знал; когда я его знал. – Так напишет о работе с ним в «Андрее Рублёве» и «Зеркале» Юрий Назаров – …живой, тонкий, умный, пронзительный, парадоксальный, всеохватывающий, в обстоятельности исследования не уступающий Льву Толстому, а в беспощадности отображения – Михаилу Шолохову. …А ведь он спасал нас! Спасал, пробуждая в нас мысль, любовь, милосердие, то есть человеческое… и о чём же фильмы Тарковского, русского художника, русского страдальца, мученика и грешника в это время – о совести».
В свой «Сад забытых фруктов» великий художник и сценарист, «человек гармонии», Тонино Гуэрра, свёз камни разбитых античных храмов и сложил из них часовню в память о своём друге, Андрее Тарковском. Вход в неё затянут золотым следом улиток и никогда не откроется – это тайна.
«Сегодня художники лишены фантазии, дышащей тайною, вздыхающей тайной. Главные проблемы жизни разрешаются техникой, либо полицией. Именно потому Тарковский сегодня одаривает нас своим светом, проникающим сквозь завесу великой ночи», — Тонино Гуэрра.
«Современные писатели, учёные напоминают мне героя фильма «Ностальгия», который Андрей Тарковский, кстати говоря, снял совместно с Тонино Гуэррой. Там один из героев, Доменико, измученный внутренней раздвоенностью, трагической ностальгией по гармонии, сжигает себя, сидя на памятнике Марку Аврелию… Тарковский был воплощением «ностальгии по гармонии». Как художник он очень последовательный и цельный. Но ему приходилось жить в тех условиях, которые не позволяли выразить себя в полной мере, он должен был идти на огромное количество компромиссов…» — Паола Волкова.
Когда речь идёт о главном, о вечном, о настоящем, два больших и прозорливых Художника говорят на одном языке. «Искусство непереводимо» — скажет герой «Ностальгии» Андрей Горчаков.
Страх перед таинством непознаваемого… Ингмар Бергман: «Знакомство с первым фильмом Тарковского оставило впечатление чуда. Неожиданно я оказался на пороге комнаты, ключей от которой мне до тех пор не давали».
« «Зеркало» религиозно. И конечно, непонятно массе, привыкшей к кино и не умеющей читать книг, слушать музыку, глядеть живопись…» — А. Тарковский «Мартиролог».
Соавтор сценария «Андрея Рублёва», Андрей Кончаловский, напишет: «Самый большой талант Тарковского — это его бесконечный поход в туман, в бесконечность – «прятать в ней свои шаги», как говорил Пастернак. А нам остается улавливать очертания в глубине этого тумана (как в «Двенадцать» у Блока). Для меня Андрей — это гениальный ребёнок на перекрёстке в мире, под свистящими пулями, что вертел головой с изумлением».
Из дневников А. Тарковского: «Мы лишены инстинкта самосохранения, в бессмертную душу плюнули. Спасти может только Гений… Когда же кончатся эти обманы, фальши и предательства идиотов? Как много в мире невежества. Отказ от духовного может породить чудовищ. Как быстро человек отказывается от бессмертия. Я никогда не искал себе применения, я мечтал, что буду нужен. Меня иногда пронзает чувство прямо-таки громыхающего счастья, сотрясающего душу, и в эти гармонические мгновения мир, окружающий меня, получает истинное, стройное и целесообразное обличие, где внутренний, душевный уклад, строй соответствует внешнему, среде, Вселенной, и — наоборот. В эти минуты я верю, что я всемогущ: любовь моя способна на любой воплощенный подвиг, и я верю, что все преодолимо, горе и тоска будут разрушены, страдание обращено в победу мечты и надежды»
Автор статьи: Полина Нечитайло